Неточные совпадения
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты
начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради Бога поговори с ней! Сделай мне эту
дружбу, я умоляю тебя!
Конечно, вы не раз видали
Уездной барышни альбом,
Что все подружки измарали
С конца, с
начала и кругом.
Сюда, назло правописанью,
Стихи без меры, по преданью,
В знак
дружбы верной внесены,
Уменьшены, продолжены.
На первом листике встречаешь
Qu’écrirez-vous sur ces tablettes;
И подпись: t. á. v. Annette;
А на последнем прочитаешь:
«Кто любит более тебя,
Пусть пишет далее меня».
Клим жадно пил крепкий кофе и соображал: роль Макарова при Лютове — некрасивая роль приживальщика. Едва ли этот раздерганный и хамоватый болтун способен внушить кому-либо чувство искренней
дружбы. Вот он снова
начинает чесать скучающий язык...
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на
дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах, в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…
— Вы, кажется,
начинаете «заслуживать мое доверие и
дружбу»! — смеясь, заметила она, потом сделалась серьезна и казалась утомленной или скучной. — Я не совсем понимаю, что вы сказали, — прибавила она.
— А иногда приходит и сознательно, — заметил Райский, — путем доверенности, уважения,
дружбы. Я бы хотел
начать с этого и окончить первым. Так что же надо сделать, чтоб заслужить ваше внимание, милая сестра?
В спорах о любви
начинают примиряться; о
дружбе еще не решили ничего определительного и, кажется, долго не решат, так что до некоторой степени каждому позволительно составить самому себе идею и определение этого чувства.
Эти два господина сильно возбудили мое любопытство… Что могло связать узами неразрывной
дружбы два существа, столь разнородные? Я
начал наводить справки. Вот что я узнал.
Имя сестры
начинало теснить меня, теперь мне недостаточно было
дружбы, это тихое чувство казалось холодным. Любовь ее видна из каждой строки ее писем, но мне уж и этого мало, мне нужно не только любовь, но и самое слово, и вот я пишу: «Я сделаю тебе странный вопрос: веришь ли ты, что чувство, которое ты имеешь ко мне, — одна
дружба? Веришь ли ты, что чувство, которое я имею к тебе, — одна
дружба?Я не верю».
Дружба наша должна была с самого
начала принять характер серьезный.
Для меня имела значение
дружба с Е.Г., которую я считаю одной из самых замечательных женщин
начала XX века, утонченно-культурной, проникнутой веяниями ренессансной эпохи.
Это была первая вещь, проданная Левитаном, и это было
началом их
дружбы.
О друзья мои, сыны моего сердца! родив вас, многие имел я должности в отношении к вам, но вы мне ничем не должны; я ищу вашей
дружбы и любови; если вы мне ее дадите, блажен отыду к
началу жизни и не возмущуся при кончине, оставляя вас навеки, ибо поживу на памяти вашей.
Да, чем дальше подвигаюсь я в описании этой поры моей жизни, тем тяжелее и труднее становится оно для меня. Редко, редко между воспоминаниями за это время нахожу я минуты истинного теплого чувства, так ярко и постоянно освещавшего
начало моей жизни. Мне невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство
дружбы ярким светом озарило конец этого возраста и положило
начало новой, исполненной прелести и поэзии, поре юности.
Он, должно быть, в то время, как я жила в гувернантках, подсматривал за мною и знал все, что я делаю, потому что, когда у Салова мне
начинало делаться нехорошо, я писала к Неведомову потихоньку письмецо и просила его возвратить мне его
дружбу и уважение, но он мне даже и не отвечал ничего на это письмо…
— Я сделала все, —
начала она, разводя руками, — что предписывала мне
дружба; а вы поступайте, как хотите и как знаете.
— Не смею входить в ваши расчеты, —
начала она с расстановкою и ударением, — но, с своей стороны, могу сказать только одно, что
дружба, по-моему, не должна выражаться на одних словах, а доказываться и на деле: если вы действительно не в состоянии будете поддерживать вашего сына в гвардии, то я буду его содержать, — не роскошно, конечно, но прилично!.. Умру я, сыну моему будет поставлено это в первом пункте моего завещания.
Оттого и говорят, что между мужчиной и женщиной нет и не может быть
дружбы, что называемое
дружбой между ними — есть не что иное, как или
начало, или остатки любви, или, наконец, самая любовь.
— Он презрительно махнул рукой и
начал читать: «Любить не тою фальшивою, робкою
дружбою, которая живет в наших раззолоченных палатах, которая не устоит перед горстью золота, которая боится двусмысленного слова, но тою могучею
дружбою, которая отдает кровь за кровь, которая докажет себя в битве и кровопролитии, при громе пушек, под ревом бурь, когда друзья лобзаются прокопченными порохом устами, обнимаются окровавленными объятиями…
В последнее время я уже
начинал наблюдать и обсуживать характер моего друга, но
дружба наша вследствие этого нисколько не изменилась: она еще была так молода и сильна, что, с какой бы стороны я ни смотрел на Дмитрия, я не мог не видеть его совершенством.
Почему-то жалко стало Александрову, что вот расстроилось, расклеилось, расшаталось крепкое дружеское гнездо. Смутно
начинал он понимать, что лишь до семнадцати, восемнадцати лет мила, светла и бескорыстна юношеская
дружба, а там охладеет тепло общего тесного гнезда, и каждый брат уже идет в свою сторону, покорный собственным влечениям и велению судьбы.
— То есть, видишь ли, она хочет назначить тебе день и место для взаимного объяснения; остатки вашего сентиментальничанья. Ты с нею двадцать лет кокетничал и приучил ее к самым смешным приемам. Но не беспокойся, теперь уж совсем не то; она сама поминутно говорит, что теперь только
начала «презирать». Я ей прямо растолковал, что вся эта ваша
дружба есть одно только взаимное излияние помой. Она мне много, брат, рассказала; фу, какую лакейскую должность исполнял ты всё время. Даже я краснел за тебя.
Есть
дружбы странные: оба друга один другого почти съесть хотят, всю жизнь так живут, а между тем расстаться не могут. Расстаться даже никак нельзя: раскапризившийся и разорвавший связь друг первый же заболеет и, пожалуй, умрет, если это случится. Я положительно знаю, что Степан Трофимович несколько раз, и иногда после самых интимных излияний глаз на глаз с Варварой Петровной, по уходе ее вдруг вскакивал с дивана и
начинал колотить кулаками в стену.
—
Дружбу? Извольте! — почти с радостью воскликнула Сусанна Николаевна. — Я готова к вам питать ее и буду вам искренний и полезный друг… Вот вам в том рука моя!.. — заключила она и, нимало не остерегаясь, сама протянула ему руку, которую Углаков схватил и
начал целовать десять, двадцать, пятьдесят раз.
— Да ты что ж так грубить
начал, немец? Ты со мною подружись. Я по
дружбе к тебе пришел.
А со мной
дружбу легко
начать: увижу, бывало, весёлого человека — вот мне и друг!
— Именно, Фома, извини! Я забыл… хоть и уверен в твоей
дружбе, Фома! Да поцелуй его еще раз, Сережа! Смотри, какой мальчуган! Ну,
начинай, Илюшка! Про что это? Верно, какая-нибудь ода торжественная, из Ломоносова что-нибудь?
Ну что, какой твой нужда?» Тут, как водится, с природною русскому человеку ловкостию и плутовством, покупщик
начнет уверять башкирца, что нужды у него никакой нет, а наслышался он, что башкирцы больно добрые люди, а потому и приехал в Уфимское Наместничество и захотел с ними
дружбу завести и проч. и проч.; потом речь дойдет нечаянно до необъятного количества башкирских земель, до неблагонадежности припущенников, [Припущенниками называются те, которые за известную ежегодную или единовременную плату, по заключенному договору на известное число лет, живут на башкирских землях.
В 1883 году И. И. Кланг
начал издавать журнал «Москва», имевший успех благодаря цветным иллюстрациям. Там дебютировал молодой художник В. А. Симов. С этого журнала началась наша
дружба. В 1933 году В. А. Симов прислал мне свой рисунок, изображавший ночлежку Хитрова рынка. Рисунок точно повторял декорации МХАТ в пьесе Горького «На дне».
— Вы удостоиваете меня вашей
дружбой, —
начал он не без волнения, — вы почтили меня доверием; возьмите все это назад: я не стою того.
Усмехнувшись, когда я объяснил, что я подпрапоренко, регулярной армии отставной господин капрал, Трофим Миронов сын Халявский — он записывал, а я, между тем, дабы показать ему, что я бывал между людьми и знаю политику,
начал ему рекомендоваться и просил его принять меня в свою аттенцию и, по
дружбе, сказать чисто и откровенно, в какой город меня привезли?
Анатоль между тем
начинал чувствовать усталь от своей любви, ему было тесно с Оленькой, ее вечный детский лепет утомлял его. Чувство, нашедшее свой предел, непрочно, бесконечная даль так же нужна любви и
дружбе, как изящному виду.
Возьмем европейскую реакцию
начала XIX века, когда Европа, напуганная великою революцией, была подавлена деспотизмом Наполеона, а вслед затем подпала еще более тяжкому гнету «Священного Союза» ["Священный союз" — договор о
дружбе и взаимопомощи, заключенный Австрией, Пруссией и Россией в 1815 г., после падения Наполеона I.
Оба приятеля часто стали ездить к Степану Петровичу, особенно Борис Андреич совершенно освоился у него в доме. Бывало, так и тянет его туда, так и подмывает. Несколько раз он даже один ездил. Верочка ему нравилась все более и более; уже между ними завелась
дружба, уже он
начал находить, что она — слишком холодный и рассудительный друг. Петр Васильич перестал говорить с ним о Верочке… Но вот однажды утром, поглядев на него, по обыкновению, некоторое время в безмолвии, он значительно проговорил...
Платонов. Ох, о
дружба, это ты! Всегда везло мне в любви, но никогда не везло в
дружбе. Боюсь, господа, чтоб и вам не пришлось плакать от моей
дружбы! Выпьем за благополучный исход всех
дружб, в том числе и нашей! Да будет конец ее так же не бурен и постепенен, как и
начало! (Уходят в столовую.)
— Мы к вам от Подвиляньского, — тотчас же
начал Ардальон, не садясь по приглашению, но опираясь на свою дубину, — и предваряю, по весьма нелепому поручению, которому я, по моим принципам, нисколько не сочувствую, но не отказался единственно из
дружбы. Он вас вызывает на дуэль, а мы вот секунданты его.
Эта
дружба доживала свои последние дни, вися на тонком волоске, ежеминутно готовом оборваться; и восточный кузен очень чутко
начинал это чувствовать, хотя все еще продолжал по-старому пользоваться карманом кузинки.
Прошло более часа. Александра Ивановна, сидя с Подозеровым вдвоем в своем осиновом лесочке, вела большие дружеские переговоры. Она
начала с гостем без больших прелюдий и тоном
дружбы и участия, довольно прямо спросила его, что за слухи носятся, будто он оставляет город.
Ванскок взяла карандаш, нацарапала куриным почерком маршрут, по которому великодушная
дружба Горданова должна была отыскать злополучного Висленева, и затем гостья и хозяин
начали прощаться, но Горданов вдруг что-то вспомнил и приостановил Ванскок, когда та уже надела на свою скобочку свой форейторский шлычок.
— Я пришел по поручению моего племянника, генерала князя Джавахи, —
начал он. — Князь Джаваха просил меня передать вам, милая девочка, его глубокую и сердечную благодарность за вашу привязанность к его незабвенной Нине. Она часто и много писала отцу про вашу
дружбу… Князь во время своего пребывания в Петербурге был так расстроен смертью дочери, что не мог лично поблагодарить вас и поручил это сделать мне… Спасибо вам, милая девочка, сердечное спасибо…
Время стояло горячее, волна общественного настроения
начинала подниматься все выше, они не заметили, как сближение их стало чем-то большим, чем
дружба.
— Да, —
начал он, — ежели бы я слышал хоть раз с тех пор, как я в этом аду, хоть одно слово участия, совета,
дружбы — человеческое слово, такое, какое я от вас слышу.
Мы уже гимназистами знали про то, что Щепкин водил
дружбу с писателями: с Гоголем, с кружком Грановского и Белинского и с Герценом, которого мы много читали, разумеется кроме того, что он
начал уже печатать за границей, как эмигрант.
— Викентий, друг мой милый! Я очень дорожу твоею
дружбой. Ты такой чистый и умилительно-наивный, хотя вовсе не глупый. Я совсем себя иначе
начинаю чувствовать, когда с тобою… — Оживился и сказал: — Ну, одевайся поприличнее, едем!
— Nicolas! — вздыхает Варенька, и нос ее краснеет. — Nicolas, я вижу, вы избегаете откровенного разговора… Вы как будто желаете казнить своим молчанием… Вам не отвечают на ваше чувство, и вы хотите страдать молча, в одиночку… это ужасно, Nicolas! — восклицает она, порывисто хватая меня за руку, и я вижу, как ее нос
начинает пухнуть. — Что бы вы сказали, если бы та девушка, которую вы любите, предложила вам вечную
дружбу?
— Вы, надеюсь, верите в мою опытность, верите в знание людей, верите, наконец, в мое к вам расположение, скажу более, искреннюю
дружбу, —
начал Николай Леопольдович.
— Из
дружбы и преданности к тебе, — дрожащим голосом
начал Гладких, — я разыграл роль шпиона. В засаде, из-за кустов, я наблюдал за Ильяшевичем.
Он с ужасом должен был сознавать, что любит ее, что чувство
дружбы, что искренность ее отношений к нему
начинают не удовлетворять его, что чувство зависти к счастью его друга, — за которое он тотчас же жестоко осудил себя, — змеей против воли вползало в его душу.
— Послушай, Степа, одно из двух: или ты меня считаешь женщиной навеки погибшей, и тогда брось меня, я не стою ни твоей
дружбы, ни твоей помощи. Или ты не совсем в меня изверился, и в таком случае не щади меня,
начинай говорить со мной так, как следует.
Денисов, ободряемый милостями царевны,
дружбою к роду Милославских (коего семя росло в России, как изъяснялся Петр I) и, наконец, ненавистью к Нарышкиным, оттеснившим его некогда от важной государственной должности,
начал усердно отыскивать Владимира по Лифляндии и послал для преследования его староверов, преданных своему чиноначальнику.